Вампиры [Vampire$] (ЛП) - Стикли Джон

Когда она вынырнула на поверхность, она ахнула от стыда и обернулась и увидела Китти и она могла сказать по ее отведенному взгляду, что она чувствовала то же самое. Шероховатый камень на краю бассейна только усиливал ощущение подделки. Она откинула волосы с глаз и лица, не глядя на Росса, даже не глядя на Китти.

Я должна посмотреть на него. Я должна. Она посмотрела.

И съежилась.

Он похож на сутенера, подумала она. Развалившись там, в этих невероятно обтягивающих — кого он изображает? тореадора? — штанишках, он выглядел совсем не так, каким он казался. Он больше походил…

Как странно! Он походил на имитацию всего этого!

Как странно. Но как унизительно. Она ухватилась за край бассейна и вылезла из воды, разбрызгивая капли во все стороны, и припустила в пулхаус, в сторону тепла и душевного равновесия. Она хотела попробовать прикрыться руками и начала. Но потом это показалось глупым, после всего, что произошло, и, может быть, даже грубым, поэтому ее руки остановились на полпути и затем она увидела, что Росс оказался перед ней, между ней и пулхаусом и подавал полотенце.

Как, удивилась она, он обошел вокруг бассейна и оказался перед ней так быстро?

Он был здесь, хотя, мгновение назад был в другом месте. Она не хотела видеть его или разговаривать с ним или — Боже, нет! — чтобы он прикасался к ней. Но она не могла избежать полотенца, потому, что это было бы невежливо. Она остановилась рядом с ним, сложив руки на груди, чтобы хоть чуть-чуть согреться и повернулась спиной, позволяя ему накинуть полотенце на плечи и… и когда он накинул полотенце, его рука коснулась ее плеча и ощущение знакомого покалывания и холодок пробежал по ее коже…

И полотенце, казалось… обмоталось… вокруг нее.

Как знакомая перчатка.

— Даветт! — прошептал он.

Не было альтернативы, кроме как повернуться лицом к нему, и когда она обернулась, она встретилась с его пылающими глазами и они удерживали ее и заполняли ее и жар, и неистовая дрожь, и… злая страсть… вернулись.

И вскоре оказалось, что они снова возвратились в дом — Китти с ними, действительно с ними — и они смеялись и обнимались, идя по обе стороны от него, обе женщины, опять голые.

На кухню, потому, что проголодались. Приготовить стейк. Большой, жирный супер редкостный стейк, это была жажда. Они усадили Росса за маленькой стойкой, тянувшейся через всю большую кухню огромного дома, пока обе, все еще голые, готовили еду.

Все еще голые. Яркие огни кухни и холодный пол и никаких причин для этого, кроме желания быть… мерзкими и блудливыми и …

И когда она разговаривала с Командой, она не описала то, как обе они, она и Китти, танцевали перед ним, готовя эту еду. Как она могла рассказать им об этом… как она могла когда-то вести себя подобным образом? Растягиваться и высоко задирать ноги, чтобы привлечь его внимание. Наклоняться глубже, чем ей это было необходимо для чего-то другого… Она заливалась краской только вспоминая об этом, о себе и Китти, о чувственном напряжении, разлитом в воздухе, они соревновались, чтобы показать, кто из них может вести себя как более дешевая шлюха.

Нет. Она не могла рассказать об этом.

Но она могла рассказать им о еде.

— Росс никогда не ест, — сказала Китти, когда он заявил, что ему не нужен стейк.

Лицо Росса стало жестким и этим Голосом он ответил, что у него есть своя диета и улыбка, которую он выдал, когда говорил, вовсе не смягчила впечатления. Даветт чуть не подпрыгнула от этого тона, почувствовав короткий трепет от страха.

Но ничему не научилась. Она просто решила больше не спрашивать его о столь чувствительной теме.

Эротическая атмосфера была восстановлена в ее первоначальной герметичности, к тому времени еда была готова. Даветт присела, но знала, что она слишком возбуждена, чтобы есть.

— Но ты должна быть голодна, — прошептал Росс, пристально глядя ей в глаза. — Ты не ела двадцать четыре часа. И посмотри на этот жирный сочный стейк. Именно то, что тебе нужно.

И даже когда он говорил, она почувствовала, что ее как голод был столь сильным, что ничто в мире не кажется более заманчивым, чем запах этой пищи. Она набросилась на стейк как голодный зверь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Теперь получше? — спросил он любезно, когда она закончила.

Даветт удивленно подняла глаза. Она забыла, что он здесь, забыла что кто-то здесь, забыла обо всем, кроме еды. Она посмотрела и увидела, что ее тарелка абсолютно чиста.

Как странно, подумала она в этот миг. Как будто я была под воздействием каких-то чар или чего-то в этом роде.

Конечно, она была под воздействием чар. Его чар. Чар, которые он мог сплетать и свивать, как ему было угодно. С понимающей улыбкой он вглядывался в их страсть, возвращая ее им обратно.

Через несколько секунд все трое поднялись по ступенькам в свою комнату, и там, в полной темноте, на которой он настаивал, Даветт стремилась найти в ней какое-то чувство стыда, лежа и чувствуя обнимающуюся пару рядом с собой на своих прохладных простынях. Но она не могла найти никакого чувства стыда или ревности или чего-то подобного, кроме ударов сердца, испытывая потребность лишь в том, чтобы они скорее повернулись к ней.

Вскоре, это произошло, и вместе с этим причудливая надежда, что ее крики будут столь же громкими и волнующими, как у Китти.

Когда Даветт на мгновение замолчала, и Феликс наклонился вперед, чтобы подать ей стакан воды, она почувствовала тяжелую тишину комнаты мотеля. Она поняла, что не смотрела ни на что, кроме пола и лица Феликса за прошедшее время, за два часа, и она подняла глаза и встретилась с обеспокоенным выражением на их лицах. Они беспокойно переглядывались, и она знала, это беспокойство из-за нее — она могла прочесть это. Но она знала, что так было еще и от смущения. Сексуальное напряжение было таким же тяжелым, как тишина.

Это не ваша вина! она хотела кричать.

Но она знала, что они ей не поверили. Еще нет. Они не понимают, потому, что не испытали этого, это было проще их понимания. Магия запятнала ее и эту часть она сейчас прошла.

Они не поймут.

Тем не менее, она должна попытаться. И она попыталась. Она попыталась рассказать им об ощущении укуса, о том, как извергающееся вулканическое наслаждение катится сквозь тебя, вибрирует и ласкает, и ты глубоко погружаешься в свою память и далеко удаляешься в своих фантазиях.

— Разве это не больно?

Она остановилась, огляделась. Это был Карл Джоплин. Его лицо смягчилось, и он улыбнулся ей.

— Прости, сладенькая. Но мы говорим о том, что тебя кусают.

— И высасывают кровь, — прибавил Кот.

Карл кивнул, но его тон оставался ласковым.

— И высасывают твою кровь. Он должен…

— Но ты не знаешь этого! — настаивала Даветт. — Ты не осознаешь. Ты не знаешь, что теряешь кровь. Там так много всего происходит, с тобой.

— Ты имеешь в виду, что он тоже… — прошептала Аннабель, прежде чем прерваться и покраснеть.

Голос Даветт был суровым и горьким.

— Нет. Не было секса. Вампиры не могут заниматься сексом. O, вампирши могут… притворяться. И они это делают. Но это не реально. Это не жизнь. Они мертвы.

Наступила тишина, пока они переваривали это.

И Феликс подумал, глядя на нее: Tы еще что-то оставила для себя, не так ли, прелесть?

Но он не улыбнулся. Она не знала, что это было преклонение.

Даветт отпила еще один глоток воды и попыталась объяснить больше:

— В действительности это происходит в три этапа. Во-первых это… это, просто никогда не происходит с тобой. Вампиры? Это из фильмов, вы знаете?

Они кивнули. Да, они знали.

Она сделала еще глоток.

— Это просто… соблазн, я полагаю. И у всех есть такая часть, которой нравится и хочется этого. Вампиры раздувают это желание внутри тебя и… Ну, тебе нравится это и кажется безобидным.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это первый этап.

— Во второй части, ты настолько зависима от этого, что не желаешь приглядеться к тому, что происходит. Он держит тебя и контролирует тебя. Ты на самом деле никогда не задумываешься ни о чем — ты не желаешь рассмотреть это. Потому, что ты… Ты не желаешь думать об этом.